Некоторое время назад довелось мне прочесть книжечку под названием "Башня иронии".
Она написана американцем, который в конце 80х приехал в советский союз на первый аукцион сотби и случайно познакомился с русским андеграундом и его представителями во всем их трешово-советско-богемном великолепии. Он с ними плотно подружился, участвовал в их акциях, помогал им творить и помогал им ездить за рубеж.
Пожалуй, самым сильным впечатлением от этой книги было ощущение того, что все блин уже было, и ни акции арт-группы Война, ни Pussy Riot, ни прочие господа современные творцы о которых я не знаю ровным счетом ничего - все это даже рядом не валялось с трешаком 80х.
Вместо тысячи слов, я просто приведу отрывок из книги рассказывающий о приезде группы "Поп-механика" в Ливерпуль.
Я хочу читать про треш на свой страх и риск!"Ливерпульский концертный зал, великолепное задние, построенное еще в девятнадцатом веке, почему-то стал прибежищем тысяч голубей, которые устремлялись вниз, как только в зал начинали входить люди, и в этом было что-то хичкоковское. Среди советских музыкантов несколько человек играли на народных инструментах, другие вместе с Курехиным призваны были подчеркивать иронию, заложенную в идее совместной работы несовместимых групп. Там был барабанщик прямиком из «Маппет-шоу» и гитарист, похожий на персонажа из «Твистед систерс», который исполнял свое соло зубами.
Западные музыканты никогда бы не познакомились друг с другом, если бы в город не приехала «Поп-механика», и постоянно с презрением посматривали друг на друга. Казалось, никто не может выучить то, что его просят сыграть, и в конце концов все стали играть то, что они всегда играли и уже хорошо знали, а Курехин сделал из всего этого коллаж. Колин Феллоуз хотел, чтобы это был совершенно аутентичный концерт, и, зная, что Курехин иногда выводит на сцену животных, договорился с находившейся по соседству фермой о том, что ему дадут несколько голов настоящего домашнего скота. Начальник пожарной охраны заявил, что привести в помещение скот невозможно, так как это противоречит закону, тогда Колин решил поместить животных вне здания, где они, дрожа от страха и возбуждения, наблюдали за птицами. Кроме того, Колин заявил, что, по его мнению, это должен быть такой вечер, когда можно делать все что угодно, и предложил, чтобы в конце вечера советские участники стали бросать в зал сырые сосиски. «Не уверен, что это такая уж хорошая идея», – сказал Курехин, но в течение вечера Колин все-таки пробрался за кулисы с сосисками и после концерта сам стал бросать сосиски в публику, состоявшую из шумных пижонов, которым все это чрезвычайно понравилось, и нескольких представителей лондонского арт-мира в дорогих шубах, не слишком довольных таким развитием событий.
Ночью накануне концерта мы с Тимуром и Африкой не спали – смотрели телевизор, постоянно переключая каналы со второго, где шел фильм Андрея Тарковского, на четвертый, где показывали «2001 год: Космическая одиссея». Преимущество Тарковского было в том, что он шел по-русски, с английскими субтитрами, так что все всё понимали, а «2001 года» – в том, что он был символом грядущего концерта. Концерт был совершенно потрясающий, но выходящий далеко за пределы какой-либо логики. Он начался с прослушивания в записи советской военной песни, под которую Африка и Тимур, одетые в военную форму, поднялись на сцену и стали принимать разные драматические позы. Курехин сыграл на огромном органе блестящую импровизацию на эту песню. Скрипач и ирландский волынщик исполнили что-то из британской музыки эпохи Возрождения, а Курехин подыгрывал им на органе. Потом вступил струнный квартет с чем-то из эпохи позднего барокко. Сочетание было интересным, хотя и несколько ошеломляющим. Африка и Тимур подняли советские флаги по обе стороны органа, а потом вышел человек с изумительным голосом и спел «О, благодать». Затем несколько барабанщиков стали отбивать ритм, а за ними настал черед соло на фортепиано, соло духовых инструментов, соло на саксофоне и еще нескольких подобных номеров. В этот момент – здесь я процитирую программу – наступил черед «самого настоящего, подлинного рок-н-рола», и Африка, беспрерывно жевавший жвачку, стал ставить советские пластинки, которые издавали ужасно громкие царапающие звуки, покрывавшие все остальное. Курехин же в это время скакал по сцене, припадая на одну ногу, как персонаж «Семейки Адамс». Гитарист исполнил-таки свое соло на зубах, барабанщики пробарабанили, а потом на сцену по центральному проходу выбежали одетые в соответствующую одежду африканские народные барабанщики (все они до единого родились и выросли в Ливерпуле) под предводительством полуобнаженной женщины, которая занималась изгнанием бесов, что, судя по всему, заключалось в том, что она бросала в публику горсти кукурузной муки. Когда ее телодвижения достигли пика чувственности, на сцену стройными рядами вышли члены «Оркестра марширующих гармошек» (этот коллектив появился на свет еще в 1904 году), на ходу играя какую-то традиционную пьесу для гармошки. Даже самому изысканному из оркестров для гармошек присуще некоторое занудство, и этот не был исключением.
В эту минуту Тимур и Африка начали бить Курехина цветами, а музыкант с бузуки из местного греческого ресторана, которого мы накануне, к сожалению, не нашли, исполнил свой ежевечерний репертуар. Африка и Тимур совлекли с Курехина практически всю одежду и вылили на него ведро воды, после чего съели цветы, которые использовали для бичевания Курехина.
Позднее, когда их рвало, они сказали, что обычно в таких случаях едят гвоздики, но на этот раз купили ирисы, потому что гвоздик найти не смогли. «Может быть, это было и глупо», – признали они. Там было еще несколько славных моментов: внутри концерта должен был быть показ мод, и в руководствах, написанных британцами, было сказано: «В этот момент по сцене должны вдарить модели». Модели, которым незнакомо было такое обиходное выражение, вышли на сцену, выстроились в ряд и добрых двадцать минут стучали по ней кулаками. Все закончилось сосисками.
В каком-то смысле вечер в Ливерпуле стал огромным успехом, музыка помогла акцентировать неминуемую для советских художников алогичность, когда все смыслы смещены и непривычны.
Этот музыкальный перформанс усилил впечатление от проходивших параллельно выставок живописи в галереях «Блюкоат» и «Тейт»: аудитория уже была научена, что нужно отказаться от всех привычных приемов опознавания, и работы Тимура и Африки сохранили статус некоей шутки для своих, откровенно и порой немилосердно поддразнивая публику, но практически всегда пользуясь успехом."Книга приятно радует позитивным, но конкретным настроем, а так же заострением воприятия западным человеком советского образа жизни и реальности. Ну и трешаком конечно, куда же без него.
После 80х можно уже просто спокойно жить. Безумнее и жестче все равно никто ничего уже не придумает.